Неточные совпадения
Макиавеллизм в политике,
капитализм в экономике, сиентизм в науке, национализм в жизни народов, безраздельная власть техники над человеком — все это
есть порождение этих автономий.
Капитализм осужден не только потому, что в нем
есть моральное зло эксплуатации, но также и потому, что капиталистическая экономика перестала
быть продуктивной, мешает дальнейшему развитию производственных сил и исторической необходимостью обречена на смерть.
Капитализм есть практический атеизм.
Самое глубокое противоположение
есть противоположение не
капитализму, как экономической категории, а буржуазности, как категории духовной и моральной.
Но социально в коммунизме может
быть правда, несомненная правда против лжи
капитализма, лжи социальных привилегий.
Марксисты переоценивают народническую идею о том, что Россия может и должна миновать период капиталистического развития, они — за развитие
капитализма в России, и не потому, что
капитализм сам по себе — благо, а потому, что развитие
капитализма способствует развитию рабочего класса, который и
будет единственным в России революционным классом.
Его восстание против
капитализма основано
было на том, что в капиталистическом обществе происходит отчуждение человеческой природы рабочего, обесчеловечение, овеществление его.
Но вражда Федорова к
капитализму была еще большая, чем у марксистов.
Но во всяком случае славянофилы верили, что пути России особые, что у нас не
будет развития
капитализма и образования сильной буржуазии, что сохранится общинность русского народного быта в отличие от западного индивидуализма.
В чаше испытаний, какую приходилось испить Родиону Антонычу, мужицкие ходоки являлись последней каплей, потому что генерал хотя и
был поклонником
капитализма и смотрел на рабочих, как на олицетворение пудо-футов, но склонялся незаметно на сторону мужиков, потому что его подкупал тон убежденной мужицкой речи.
Почему я в самом деле не спросил Бессонова? Я и теперь не могу ответить на этот вопрос. Тогда я еще ничего не понимал в отношениях его к Надежде Николаевне. Но смутное предчувствие чего-то необыкновенного и таинственного, что должно
было случиться между этими людьми, уже и тогда наполняло меня. Я хотел остановить Бессонова в его горячей речи об оппортунизме, хотел прервать его изложение спора о том, развивается ли в России
капитализм или не развивается, но всякий раз слово останавливалось у меня в горле.
Капитализм есть не только обида и угнетение неимущих, он
есть, прежде всего, обида и угнетение человеческой личности, всякой человеческой личности.
И то, что
есть дурного в социализме, — примат экономики над духом, непризнание человеческой личности верховной ценностью —
есть наследие
капитализма, продолжение капиталистического разрушения ценностей.
Капитализм есть религия золотого тельца, и поразительнее всего, что
есть бескорыстные её защитники, чистые её идеологи.
Либерализм в жизни экономической и социальной
был идеологией
капитализма, персонализм же
есть непримиримое отрицание капиталистического строя.
Оптимистична как раз
была философия, на которую опирался
капитализм и которая верила в естественную гармонию человеческих интересов и утверждала, что экономически более сильный
есть вместе с тем и более правый.
Борьба против неправды
капитализма есть прежде всего борьба за экономические права личности, конкретные права производителя, а не абстрактные права гражданина.
И потому борьба против
капитализма за освобождение труда и трудящихся совсем не должна означать борьбу за окончательную социализацию личности и обобществление всей ее жизни, ибо это
было бы отрицанием личности и свободы духа.
— Что?! — Матрос вскочил на ноги и с тесаком ринулся на Катю. — Не устроим?! — Он остановился перед нею и стал бить себя кулаком в грудь. Поверьте мне, товарищ! Вот, отрубите мне голову тесаком: через три недели во всем мире
будет социальная революция, а через два месяца везде
будет социализм. Формальный! Без всякого соглашательского
капитализму!.. Что? Не верите?!
Для Сергея Андреевича и Киселева взгляды их противников
были полны непримиримых противоречий, и они
были убеждены, что те не хотят видеть этих противоречий только из упрямства: Даев и Наташа объявляли себя врагами
капитализма — и в то же время радовались его процветанию и усилению; говорили, что для широкого развития
капитализма необходимы известные общественно-политические формы, — и в то же время утверждали, что сам же
капитализм эти формы и создаст; историческая жизнь, по их мнению, направлялась не подчиняющимися человеческой воле экономическими законами, идти против которых
было нелепо, — но отсюда для них не вытекал вывод, что при таком взгляде человек должен сидеть сложа руки.
Сергей Андреевич стал яро возражать, но положение его в споре
было довольно неблагоприятное: в экономических вопросах он
был очень не силен и только помнил что-то о рынках, отсутствие которых делает развитие русского
капитализма невозможным.
И сейчас же оба они соединились против него, доказывая, что если бы кто-нибудь мог остановить развитие
капитализма, то и разговор
был бы другой, при данных же условиях ничто остановить его не в силах.
— К чему вы, Наталья Александровна, упоминаете о «живых людях», что они для вас? — воскликнул Сергей Андреевич. —
Будьте же откровенны до конца: говорите о вашей промышленности и оставьте живых людей в покое. Если бы они грозили остановить развитие вашего
капитализма, то разве вы стали бы с ними считаться? Что значит для вас эта сотня тысяч каких-то «живых людей», умирающих с голоду!
Во взглядах, высказанных Говорухиным,
было что-то для меня совершенно новое: никакой не
было боязни перед развивающимся
капитализмом, перед обезземелением мужика, подчеркивалась исключительно революционная и творческая роль пролетариата.
Сергей Андреевич, наклонившись над стаканом и помешивая ложечкой чай, угрюмо и недоброжелательно слушал Даева. То, что он говорил, не
было для Сергея Андреевича новостью: и раньше он уже не раз слышал от Даева подобные взгляды и по журнальной полемике
был знаком с этим недавно народившимся у нас доктринерским учением, приветствующим развитие в России
капитализма и на место живой, деятельной личности кладущим в основу истории слепую экономическую необходимость.
Таково ведь и отношение к
капитализму, который
есть величайшее зло и несправедливость и вместе с тем
есть необходимый путь к торжеству социализма.
В самом классическом марксизме
была двойственность в оценке
капитализма и буржуазии.
Русскому народничеству всегда
было свойственно отвращение к буржуазности и боязнь развития
капитализма в России.
Именно марксист Ленин
будет утверждать, что социализм может
быть осуществлен в России помимо развития
капитализма и до образования многочисленного рабочего класса.
Он провозгласил, что промышленная отсталость России, зачаточный характер
капитализма есть великое преимущество социальной революции.
В стране индустриально отсталой, с мало развитым
капитализмом, легче
будет организовать экономическую жизнь согласно коммунистическому плану.
Капитализм означал эксплуатацию рабочих, и значит нужно
было приветствовать возникновение этих форм эксплуатации.
Советская Россия
есть страна государственного
капитализма, который может эксплуатировать не менее частного
капитализма.
В этой книге Ленин строит теорию роли государства в переходной период от
капитализма к коммунизму, который может
быть более или менее длителен.
Поэтому первые русские марксисты прежде всего должны
были опрокинуть народническое миросозерцание, доказывать что в России развивается и должен развиваться
капитализм.
На Западе это происходило под знаком
капитализма — и так должно
быть по Марксу.
Говорят о духе
капитализма, который
есть умаление духа.
Капитализм, в котором Маркс видел отчуждение человеческой природы, и
есть материализм.
Да и мало, в сущности,
было интересно, о чем рассказывала Лелька, особенно, когда начиналось: «империализм», «стабилизация
капитализма», «экономическая блокада».
Развитие
капитализма в России не может уже
быть подобно классическому английскому его развитию.
Конец
капитализма есть конец новой истории и начало нового средневековья.
Социализм
есть плоть от плоти и кровь от крови
капитализма.
И как видимая вещь, которая может
быть обличена в знании, он переживает кризис не меньший, чем
капитализм, он ведет человеческое общество к окончательной безвыходности.
Капитализм совершенно невозможно мыслить как сакральное хозяйство, он, конечно,
есть результат секуляризации хозяйственной жизни.
Уничтожиться деспотизм, а главное
капитализм, может только солидарностью людей народа, а солидарность эта может
быть достигнута только союзами, корпорациями рабочих, то
есть только тогда, когда народные массы перестанут
быть земельными собственниками и станут пролетариями.